Власть возвращается к партийному дизайну
Выборная фильтрация не вписывается в естественную логику избирательной реформы
Госдума готова ввести фильтр для непарламентских партий: для участия в федеральных выборах им придется собирать 200 тыс. подписей. От этой процедуры, впрочем, освободят тех, кто провел хотя бы одного депутата хотя бы в одно региональное Законодательное собрание – но обязательно по партийному списку.
Понятно, что такой фильтр поддерживает думская оппозиция, опасающаяся на выборах в нижнюю палату парламента десятка партий-спойлеров со словами «коммунисты» и «справедливость» в названии. Вместе с тем важно понимать, что именно парламентские оппозиционеры понимают под спойлерством. Если они имеют в виду независимые структуры, готовые предложить что-то новое, скажем, в рамках левой парадигмы, то налицо зачистка конкурентного поля с использованием статусных преимуществ. Если речь идет о структурах, которые создаются и продвигаются специально для оттягивания голосов у оппозиции, то никакой фильтр не станет для таких спойлеров проблемой.
Что касается правящей элиты, то ей законодательный барьер для партий-новичков не приносит никакой ощутимой практической пользы. Скорее говорить в этом случае можно об определенной психологии или даже инстинкте управления. Это инстинкт максимальной контролируемости общественно-политических процессов. С одной стороны, в 2012 году власть пошла на либерализацию избирательного и партийного законодательства. С другой стороны, последовательная либерализация предполагает, что сфера партийной борьбы и выборной демократии постепенно переходит в режим самостоятельного регулирования. Это означает, например, что малые бесперспективные партии сами отсеиваются, сливаются, вливаются в более крупные – из соображений целесообразности или здравого смысла.
С такими саморегулирующимися системами власть в России работать не привыкла, а соблазн воспользоваться наличными ресурсами и все-таки привнести в партийную сферу дизайн по своему вкусу остается. Этот дизайн может быть любым: «России нужна двухпартийная система», «политическая жизнь в России полностью может быть представлена пятью–семью партиями», «не надо партий-карликов, нужны исключительно крупные».
Предлагаемая практика фильтрации отчасти мотивируется логично. Разумеется, в России структуры, не имеющие ни успехов, ни даже заметного представительства в регионах, едва ли могут рассчитывать на федеральные победы. Однако эта логика является естественной. Она вполне присуща партийно-избирательной системе, которая развивается самостоятельно, без корректировок сверху. Точно так же сверху можно запретить партиям быть, например, бедными. Способность привлекать инвестиции, деньги спонсоров, равно как и способность выстраивать региональные сети – нормальные условия и правила игры, понятные без внешнего регулирования.
Если законодательные перемены 2012 года действительно можно считать либерализацией, то ее смысл и цель – в том, чтобы постепенно вывести важнейший общественный институт (институт выборов) из-под контроля государства вне зависимости от того, какая именно политическая сила в данный момент заполняет государственные посты своими людьми. Либерализация стала необходимой, поскольку выстроенная партийно-выборная система не считалась достаточно репрезентативной, а практика ее регулирования (проверка подписей, регистрация кандидатов) не вызывала доверия.
Это означает, что из двух зол – длинного бюллетеня с десятками микроскопических партий и практики фильтрации с вмешательством государства – первое признается однозначно меньшим. Нынешние попытки не допустить «чрезмерной» либерализации дают понять, что изначальная логика запущенного совсем недавно процесса подменяется старой логикой, пусть пока и в облегченной версии.
